Площадь не была тогда такой торжественно-молчаливой, как в наши дни. Долгие века она была живым стучащим сердцем важного города в центре Европы. От Пороховой башни к Староместской площади устремлялась шумная улица Целетна, по которой следовали коронационные процессии, спешили королевские глашатаи, проезжали иноземные послы. Тут скрипели купеческие телеги, двигаясь к Тыну – княжескому двору, где располагались таможня и гостиница для торговых гостей.

На площади шумело торжище, звучали пронзительные голоса зазывал, с азартом заключались торговые сделки. Возле самой Ратуши стоял позорный столб – специальное возвышение, куда в наказание водворялись «мелкие грешники» - городские сплетницы, сварливые соседки, забияки и дебоширы.

А на самом верху Ратуши жил дозорный. Он наблюдал за городскими кварталами, за раскинувшимися вокруг Праги полями и лесами и, едва увидев что-нибудь подозрительное – пожар или приближающегося неприятеля - немедленно бил тревогу. Сообщал дозорный пражанам и «точное время». Каждый час в любое время суток и в любую погоду он играл на трубе определенную мелодию, поворачиваясь при этом на все четыре стороны.

Перед Староместской ратушей сейчас почти всегда шумит стайка детей. Не стоят, конечно, оцепенев и почтительно созерцая памятник - болтают, смеются, бросив уже беглые взгляды на изукрашенные фасады средневековых домов и на величественную Главную башню. Но ждут терпеливо: они пришли сюда ради курантов. Да и большинство взрослых – за тем же самым.

Вот башенные часы пробили полный час. В тот же миг открылись золотые оконца, и перед собравшимися одна за другой проследовали четырнадцать деревянных пестро раскрашенных фигурок святых. Ожили и фигурки, расположенные по обе стороны от циферблата: Скелет звонит в погребальный колокол, Скряга с наслаждением потряхивает кошельком, Турок пятится, всем своим видом показывая, что не готов идти за призывающей его смертью, а легкомысленный Щеголь крутится, прихорашиваясь перед зеркалом.

Но вот замахал крыльями Петух, закукарекал, и фигурки спрятались. Теперь они покажутся зрителям только через час…

Однако же стоит рассмотреть и огромный, загадочный циферблат астрономических часов, которые, помимо часа дня, обозначают месяц и день, время восхода и захода солнца, долготу дня. И все это – исходя из средневекового представления о том, как устроена солнечная система. А вот – календарный круг со знаками зодиака и символами двенадцати месяцев. Бык ведет пахарей в поле, лохматый Лев дает знак жницам – и падают плавно пшеничные колосья. Скорпион напоминает виноградарям о времени сбора тяжелых гроздьев – ведь когда-то все южные склоны гор вокруг Праги были покрыты виноградниками.

…Под сумрачными аркадами старых домов правдивой кажется легенда о часовщике Гануше, создателе знаменитых курантов Староместской ратуши, которого члены магистрата приказали ослепить, «чтобы ни в одном городе не смог сделать Гануш часы лучше и прекраснее староместских».

Легенда гласит, что мастер отомстил изуверам. Слепой и немощный, он пришел однажды к творению своих рук, сказав, что у него есть новая идея, как усовершенствовать ход механизма. Он не видел, разумеется, этого множества колес и колесиков, пружин и рычагов. Он лишь слышал, как надежно и уверенно двигались они, как исправно работали.

«Вдруг ударил колокол. Это на курантах дернула за веревку костлявая фигурка Смерти. И тревожный колокольный звон сообщил, что вот-вот окончится один час и начнется другой. Смерть звала. Механизм пришел в действие, двинулись к окошкам курантов Апостолы.

Мастер Гануш поднял правую руку и на мгновение замер. Потом сунул руку в механизм, словно вдруг прозрел, с минуту худые пальцы что-то там делали. Но вот мастер отдернул руку, и колесики заскрежетали, а весь механизм, словно растерявшись, возмущенно захрипел и задрожал. Колесики и колеса бешено завертелись, все дребезжало, звякало, скрипело, шипело, а Смерть звонила и звонила. И вдруг разом все стихло. Колокол умолк, колесики, рычаги и пружины застопорились. Апостолы остановились на полпути, фигурки замерли. Петух так и не кукарекнул… ».

Далее легенда рассказывает, что мастер вскоре умер, не пережив своего деяния, «а куранты стояли. Летели годы, но не было никого, кто мог бы починить это искусное, замечательное создание…».